Репортаж с катетером на шее

Газета «Запорозька Січ» («Перекур») 6 серпня 2002 р.

Необходимое предисловие

ЕСТЬ такая рубрика «Журналист меняет профессию». Это когда пишущий хочет глубже вжиться в образ героя своего будущего очерка, он принимает на себя функции этого героя, становится им. Таксистом, моряком, археологом. Как правило, описанные личности – яркие, в основном, потому, что так здорово сумел журналист перевоплотиться. Иногда журналист влезает в шкуру, так сказать, антисоциального элемента – вора, наркомана, нищего на паперти… Тогда миссия перевоплощаемого становится опасной для его физиономии, а то и вообще для жизни.

Предлагаемые заметки – иного рода. На этот раз журналист приобрел «профессию» человека на грани жизни и смерти, больного тяжелой болезнью. Итак, чтобы написать этот материал, журналист лег на операционный стол с диагнозом «острый панкреонекроз».

Эта коварная поджелудочная железа

Долгое время я, как и все нормальные люди, не задумывался: «А что там внутри?». Аппетитно уминал на вылазках самые зажаренные шашлыки, обильно вздобряя их ткемалевым соусом. Горький перец стручками входил в мой рацион наравне с хлебом. Любил я сальца с чесночком да с соленым огурчиком и, конечно же, помидорчики во всех ипостасях. Дражайшая сваха моя, потчуя гостей, говаривала, выставляя необъятную миску соленых томатов: «А це персонально для Олександровича!». Ясное дело, перечисленные продукты рассматривались не просто как таковые, а как – правильно – закуска! Пили мы, правда, умеренно, но вот закусывали … Если к тому же добавить мой любимый народный напиток – пиво, то ясно вам, читатель, какого Гаргантюа и Пантагрюэля получила 7 мая пятая городская больница Запорожья. Напомним, что накануне весь православный люд отмечал Пасху, на которую ваш покорный слуга неосторожно разговелся.

В ночь на 7 мая живот мой стал «острым», а боли тупыми. Будто изнутри забили кол осиновый. Кишечник остановился, сделав живот барабаноподобным и зацементированным. Никакие но-шпы не помогали, и утром «скорая» отвезла меня в приемный покой. Люди там свое дело знают и, получив анализы крови, просветив на всякий случай, вынесли вердикт – воспаление поджелудочной железы. Уже на следующий день скорый консилиум во главе с худощавым симпатичным профессором И.Ф.Сырбу пришел к выводу – операция неизбежна. Ибо, как предполагают, повреждены хвост и частично тело железы, напоминающей по форме комету Галлея.

По-настоящему я боялся в своей жизни только один раз, когда впервые прыгал с парашютом. И вот настал новый черед. Суеверно боюсь я всякого вмешательства в свое тело еще с прививки оспы и реакции Пирке. А тут распанахают живот по самое некуда! Но сын моих старых и добрых приятелей – прекрасной журналистки Авиатты и профессора хирурга-уролога Виктора Бачуриных сам хирург Андрей Бачурин на мое счастье оказался в числе консилиума. И сказал: «Будем, Юра, резать! Это мы не спрашиваем, а ставим в известность». «Тогда только ты самолично режь», – выторговал я поблажку и, распрощавшись с любимой плачущей супругой, мужественно вошел в предоперационную.

«Орфей» спускается в ад

Отдав часть свого тела лезвию бритвы проворной сестрички, я все более погружался в мрачные предчувствия. Был уверен, что из чистилища попаду в ад, ибо грехов понаделал немало.

Предчувствие меня не обмануло.

Распятый на столе я напоминал Иисуса, но, во-первых, я не бог, а, во-вторых, мои руки и ноги были не прибиты гвоздями, а привязаны. Общий наркоз выхватил меня из бытия и начались видения, которые вполне можно расценивать как мое явление на том свете. Позже я делился со многими, перенесшими подобные катаклизмы. Наши видения, наши рассказы… совпадали! Что это? Правда-преисподняя? В жизни я подобное видел на полотнах Ф. Гойи. Знаменитый испанец очень четко выписал каждое виденное мною чудовище. В глубокой тьме меня окружали таинственные мрачные фигуры с острыми колпаками, с острыми клиньями бород, с острыми огромными волосатыми ушами. Что-то аналогичное я видел еще при жизни на обложках книг Бориса Акунина. Они, эти вороны-пингвины с человечьими руками, впились в мою плоть – кто когтями, кто клювами, кто зубами рвали мои внутренности. Их клекот иногда был различным и напоминал язык эсперанто, который я когда-то при жизни безуспешно учил. Они, о чем-то споря, жадно чавкали. Мне невообразимо тяжело было дышать, страшно это видеть, но… очень интересно. Так вот он какой – ад! Ни чертей, ни котлов со смолою. Вдруг в захлебывающихся голосах я распознал знакомый тембр хирурга Андрея Бачурина: «Он, кажется, приходит в себя».

Но дышать не давала какая-то трубка во рту, я пытался ее вытолкнуть языком, но безуспешно. Вдруг вознесся и опять провалился. Дышать стало легче.

Фу, слава Богу, реанимация

Да, да! Тут уж и реанимации рад. Как в том анекдоте: «Сестричка, может, все-таки в реанимацию, а?– Доктор сказал – в морг, значит – в морг!». В моем случае так далеко не заехало. А по-научному попал я в отделение анестезиологии и реанимации.

Нашего брата, равно как и сестер, в отделении, в двух палатах, было немало. И все мы намертво, простите это слово, были прикованы к аппаратам искусственного жизнеобеспечения. Через трубку поступали в мой организм и питание, и лекарства. Ох уж эти препараты! Одна ампула сандостатина, если не ошибаюсь, стоит от 90 до 110 грн.

Интересная, я вам скажу, публика лежала в этих палатах. Тяжелобольные такое подчас вытворяют, что ни в сказке сказать. Попробую пером описать. Вот посреди ночи вскакивает весь татуированный паренек и ну кричать матом на всю «интенсивную терапию»! Трубки с себя срывает. А вот цыганский барон с тромбофлебитом никак не может понять, что он не у себя на поселке «ДД», требует особого внимания. А в углу – старушка-божий одуванчик с ампутированными после гангрены ногами, вернее – без них – кричит на весь свет: «Караул, люди добрые, вбивають! В пятой больнице вмерщвляють живых людей!» Во мне заговорил корректор-стилист, и я исправляю бабушку: «Не кричите слово «живых», потому что мертвых не умертвляют. Они и так мертвые». Бабушка замолчала, а потом дословно повторила свой текст, но уже в более грамотном виде.

И смех, и грех.

Это сколько ж нужно терпения, сил, сопереживания, чтобы, ухаживая за такими больными, не сойти с ума, не очерстветь. Я просто был восхищен работой молодого врача Игоря Комарова, сестер, санитарок…

Именно их труд создает тот самый главный лечащий эффект, за что мы испокон веков благодарны людям в белых халатах.

Ювелиры от медицины

Утренний обход. Меня, правда, перевели в отдельную палату. Входит со свитой заведующий отделением Сергей Васильевич Ткачев. Энергичный, подтянутый. Хочется и самому подтянуться. Затем заведующий третей хирургией, где заканчивался мой курс лечения, Юрий Григорьевич Гайворонский, от него так и пышет здоровьем, попробуй тут болеть. Заходят другие врачи … Все, как один, щупают мой живот. Помягчал ли? Как накаченный мяч или как свежий хлеб? Заработала ли перистальтика. Ох, уж эти сокращения мышц! Так ждали все этих волнообразных движений с «походкой» гусеницы. «Пойдет», значит, будешь жить.

Что там говорить? Поганенько было. Но как боролись за меня доктора, сестры и неутомимые санитарки! Вот дежурит Андрей Васильевич Видоменко. Именно он раскрыл мне суть моего заболевания так: «Как себя чувствуете? Урчит в животе?» Это не праздный вопрос. Наоборот – вопрос жизни. Начнется движение кишечника – заработают другие органы пищеварения, будешь жить. К глубокому сожалению, этого не случилось у недавно ушедшего из жизни народного депутата Олексенко.

А жизнь продолжалась. Моя, в частности. Один из сохранивших ее – чародей Сергей Владимирович Григорьев. С высоты своего роста, расправив широкие плечи, он входил в палату, присаживался рядом. До сих пор не могу представить, как такие огромные руки могли проделать столь ювелирную работу. Он повернул меня к себе спиной, медсестра сделала несколько замораживающих уколов. И он взялся за дело. «Просверлил» в моем поясничном позвонке отверстие, ввел в него катетер сечением миллиметра три, а уже через эту трубку в течение нескольких суток вводилось розоватое вещество, которое таки «включило» перистальтику.

Где жутко, там спасает шутка

Да, действительно, что помогает поверить в себя, так это юмор. Пусть специфический, медицинский, но лечит ведь! Создание непринужденной атмосферы, наверное, входит в обязанности среднего и младшего персонала. «Сейчас будет немного больной укольчик», – говорит Юля Комок или Юля Козлова, или Яна Каледина, или Света Ломейко, или Надя Бубенец, или Елена Николаевна Гутина. Как благородны им больные не только за добрые руки, но и за ласковое слово, за вовремя сказанную шутку. А врач Андрей Видоменко, узрев мою тягу к юмору, поведал следующий анекдот. Пардон, конечно, за подробности, но они хорошо помогают раскрыть суть происходящего. «Едет парень в поезде. Говорит соседям по купе, что сейчас будет небольшая станция, где живет его отец. Стоянка поезда 5 минут. Я вот это скажу папе, вот это, спрошу об этом и об этом, – размышляет парень. Вдруг проводник сообщает, что в связи с опозданием стоянка будет сокращена до 2 минут. Ага! Тогда я спрошу только об этом и об этом. Но вдруг объявляют, что поезд вообще проедет мимо. Сын видит на перроне отца и кричит в окошко: «Папа, ты покакал?» – «Да, сынок!» – «Ну вот и побеседовали». Соседи недоуменно уставились на парня – что ж он все-таки узнал? «А все самое главное. Раз покакал, значит – поел, значит – здоровье в порядке. А это самое главное».

За «самым главным» зорко следили пчелки-труженицы санитарки – Нина Андреевна Костюченко, Генриетта Аркадьевна Ковская, Вера Васильевна Степура… Первые дни я не мог без них даже приподняться в постели.

«Свежая кровь»

Еще один важный момент – мне заменили кровь. Этот метод я видел впервые. Донором я был сам себе. Старшая медсестра Любовь Филипповна Козорез вместе с доктором «вытащили» из моей вены полтора литра кровушки, отдали ее прокрутить на центрифуге. Красные тельца – эритроциты – остались, а старую плазму со всякой дрянью заменили на новую. И такую процедуру проделали три раза!

Но пора, пожалуй, снимать катетер. Заканчивать репортаж. Коллеги проведывали меня, когда я был уже на четвертом этаже, комфортно проходил лечение под руководством чудесного доктора Галины Ивановны Шульги, где меня бережно перевязывала сестричка Юлечка Карандась – я называл ее Гюльчитай – ибо маска открывала только ее красивые глаза. Стал выходить я в коридоры, спускаться и подниматься по лестнице. Взвесился и обнаружил похудение на 14 кг. Но ничего, до свадьбы поправимся!

Впрочем, какая свадьба! Ни за что и никогда не забуду я бессонных ночей родимой женушки, взволнованных глаз моей дочурки и зятя, примчавшихся из Киева, всех родных и близких, кто видел меня с катетером на шее.

Юрий БОТНЕР

Запитання для аналізу:

1. Які інші методи журналістських розслідувань, крім «заміни професії», ви знаєте?

2.Чи не перевантажена стаття медичними термінами, що ускладнюють її розуміння?

3.Яких етичних норм має дотримуватись журналіст при написанні матеріалів медичної тематики?

4.Чи суворо дотримався їх автор статті?