Песни о салавате юлаеве

Среди всех тематических групп исторических песен своими музыкальными особенностями выделяются песни о Салавате Юлаеве (1754-1800), образующие в башкирском фольклоре отдельную группу-цикл. Песни о легендарном сподвижнике Емельяна Пугачёва начали складываться уже при жизни героя, "в огне борьбы и сражений" (Л.Н. Лебединский), другие – после поражения восстания и ссылки её участников на каторгу. Образ Салавата в песнях представлен очень многопланово: он словно был создан для музыкального воплощения: отважный воин, герой-трибун, умный руководитель и стратег, в то же время влюблённый в свой родной край поэт-лирик, певец-импровизатор. В песнях воплощается вся его жизнь – детство, отрочество, возмужание и военные подвиги, ссылка с отцом Юлаем на пожизненную каторгу в Рогервик и его думы о Родине.

Для всех песен характерна многовариантность. Варианты одних и тех же песен (и текстов, и напевов) распространены по всей Башкирии и близлежащим областям. Их возникновение исследователи объясняют тем, что исполнители песен о Салавате после Указа, боясь преследований, изменяли имена героев, тексты песен. «Еще Р.Г. Игнатьев отмечал, что сюжет песни о Салавате не только в разных, но и в одной и той же местности излагается различно» (цит. по кн.: 3, с. 18). В процессе устного бытования поэтические и музыкальные варианты сливались между собой, что приводило к их контаминации. Поэтому сейчас некоторые песни ("Салават", "Салават на каторге") публикуют как поэтический свод. Зачастую информаторы и вовсе отказывались петь, поэтому бытует мнение, что сохранилась лишь незначительная часть этих песен. Несмотря на карательные меры, песни о Салавате Юлаеве сохранились в музыкально-поэтическом творчестве башкир.

Все песни о Салавате можно чётко разделить на две подгруппы: песни, в которых воплощены образ Салавата батыра и его героическая борьба, они, очевидно, сложены в период Пугачёвского восстания; и песни, возникшие после пленения и ссылки Салавата на каторгу. Песни первой группы – "Салават", "Едет Салават батыр", "Пугачёв и Салават", "Песня во славу Салавата" – представляют собой яркие образцы героических песен. Для них характерны высокий патриотический дух, упоминание имён его сподвижников (К. Арсланова, К. Усаева) и населённых пунктов, связанных с местами боевой деятельности Салавата (Балтачево, Оло Катау – Катав-Ивановский завод и др.). Говоря иначе, эти песни насыщены большой информативностью. Главным приёмом в воплощении образа Салавата становится гиперболизация – художественное преувеличение с целью показа его богатырской силы. В результате образ Салавата приобретает черты эпического героя: "у него в руках булатный меч (в исторических песнях встречающийся только при описании Салавата Юлаева), редкий конь носит его на себе; Салават батыр не горит в огне и не тонет в воде" (3, с. 18). Самый яркий пример гиперболического изображения героя – это песня "Едет Салават батыр", в которой использованы образы копья, клубящейся пыли (образа войны), богатырского коня; особая звуковая организация стиха и стилистическая анафора, усиливающая тревожность поэтической интонации.

Другим характерным приёмом в раскрытии образа Салавата является использование традиционных для башкирского фольклорного мышления образов мужской символики – орла, беркута, льва. В результате герой наделяется чертами, присущими этим птицам и зверю: ловкостью, прозорливостью, выносливостью, силой.

Типичным для этой группы песен является также описание оружия, одежды и коня героя: у него одежда – стальная, щит – тяжёлый, стрела – меткая, меч – булатный. Строфа, повествующая о возрасте героя и его бобровой шапке, стала контаминированной, проникшей во многие песни о батыре (бобровую шапку носили лишь башкирские старшины, этот образ неотделим от внешности Салавата):

Салауат нис9 й9шенд9, Салават, сколько лет тебе?

Й9шел 3амсат б7рек башында. Шапка старшины на голове.

Бул1адир бул1ан ул Салауат, Бригадиром был ты, Салават,

Егерме л9 ике й9шенд9. В двадцатидвухлетней поре.

В песнях подчёркнута историческая роль Салавата, а сопоставление его имени с именем Пугачёва – "доброго, справедливого царя", дарующего народу свободу и землю, символизирует нерушимую дружбу башкирского и русского народов ("Пугачёв и Салават").

В музыкальном отношении песни, сложенные во время восстания, разнообразны: среди них есть протяжные, короткие – кыска-кюй, песни с элементами марша. Центральное место среди них занимает песня "Салават", имеющая десятки вариантов. "Разнообразие песен о Салавате определяется их принадлежностью к разным музыкальным стилям, представляющим местные особенности и диалекты башкирской народной музыки. В то же время всем народным песням о Салавате Юлаеве присущи некоторые общие черты: в них нет мелодической орнаментации с её импровизационностью ритма и узора, мелодическая линия их напевов более устойчива, ритм отличается чёткостью и определённостью", – считал Л.Н. Лебединский (12, с. 23).

Другой музыкальной особенностью данных песен является преобладающая диатоническая основа, применение мелодических ходов по звукам трезвучия, что вызывает ассоциации с военными трубными сигналами и достаточно большое количество полутонов в музыкальных оборотах. Эмоциональный подъём, господствующий в этих песнях, находит выражение в обилии восходящих, словно восклицания, устремлённых вверх музыкальных интонациях (см., например, варианты Р. Габитова, А. Тихомирова). Два варианта песни "Салават" (Л.Н. Лебединского и А. Тихомирова) начинаются прямым мелодическим ходом на кварту, что малотипично для башкирских песен. Присутствующая в большинстве случаев ладовая переменность, сопоставление различных мелодических устоев – также один из признаков внутренней динамичности песен. Эти приёмы заметно обновили традиционную башкирскую музыку, внесли в неё свежие, талантливо переинтонированные мелодические обороты и стали основой нового героического стиля в башкирской музыке.

Среди героических песен о Салавате несколько выделяется "Песня во славу Салавата" (другое название – "Истреблял врагов Салават"), имеющая гимнический характер и прославляющая подвиги батыра. Отличительной особенностью песни является темповый контраст запева и припева, сочетание протяжного мелоса озон-кюй, основанного на опеваниях устойчивых ступеней, с коротким припевом кыска-кюй, в котором типичная для башкирских танцевальных мелодий интонация "отталкивания" от 1-ой ступени сообщает всей песне торжественный пафос славления.

Песни второй подгруппы – "Салават на каторге", "Салават Юлай" – зафиксированы лишь в текстовой части, поэтому мы можем судить лишь об их поэтических особенностях. Они резко отличаются от песен первой группы общим эмоциональным характером: печально-ностальгическим тонусом, уважительным отношением народа к своему предводителю. Образный строй их также разительно отличается от песен, воплощающих героический облик Салавата: это конь, вернувшийся домой без хозяина, бобровая шапка, которой нет на месте (как нет и хозяина, её носившего), реки Юрюзань и Сим, как символы осиротевшей Родины, железные цепи, гремящие на руках Салавата и Юлая. О событиях восстания поётся в прошедшем времени, в них часто присутствуют монологические строфы, изложенные от имени самого Салавата:

#айтыр инем тыу1ан илем9, Я в родные края бы ушёл -

#ар2ар яу1ан мине4 юлыма. Снег дорогу до дому замёл.

#ар2ар яума1ан, ай, юлыма, То не снег мне дорогу засыпал,

Дусар булдым дошман 3улына. Кандалы я в неволе обрёл.

По мнению профессора БГУ Идельбаева М.Х., строфы, изложенные от имени самого Салавата, сочинены им самим, против такого мнения выступают А.М. Сулейманов, Ф.А. Надршина и др., утверждающие, что подобные строфы мог сочинить и народ, слагающий песни от имени Салавата-невольника. Последняя точка зрения кажется нам более вероятной.

Бросается в глаза, что в песнях, посвящённых отправке Салавата на каторгу, совершенно отсутствует гиперболизация, в них сильны черты реализма и глубокого психологизма.

О впечатлении, производимом песнями о Салавате на народ, сохранилось очень много различных высказываний. Так, русский писатель Филипп Нефёдов, собравший огромный материал о Салавате, писал: "Ямщик пел о Салавате, любимейшем башкирском герое и батыре. Невозможно передать с каким увлечением, с какой страстностью пел джигит. Песня всецело завладела певцом и унесла его далеко, он забыл себя, весь мир. Своеобразен и дик напев этой песни, в ней слышались и необузданная вольность с несокрушимой энергией и отвагой, и призывный клич народного вождя... Мне послышался топот бесчисленного множества лошадиных копыт, тысячи грозных всадников будто неслись на меня, и по ущельям гор из края в край прокатился громовой хор: "Салават идёт! Айда!" (12, с. 27).